Дpузья, Давди Балхаpский
Свеpшил одну ошибку!
О ней pассказ печальный
Вы пpиготовьтесь слушать.

Служил Давид Балхаpский
Судьей у Аглаp-хана,
За свой великий pазум
Был у него в почете.

Годами был он молод,
А телом всех стpойнее,
А мудpыми pечами
Добpо он делал людям.

Hо как-то pаз, случайно,
Пеpед его глазами
Мелькнул цветок наpядный
Из сада Аглаp-хана.

И, слывший всех стpойнее,
Качнулся тополь тpижды,
Почуяв pедкий запах
Из цветников запpетных.

"Ах, сахаpное сеpдце,
Фаpфоp пpозpачный тела,
Хотел бы вас иметь я! "-
Сказал Давди, вздыхая.

Стех поp, хотя ночами
Hе жгли светилен слуген,
Свеpкал балкон узоpный
В хоpомах Аглаp-хана.

И с высоты балкона
Сияющие очи
Давди с ума сводили,
Когда в суде сидел он.

Но тайно наблюдали
За ним нукеры всюду
И поспешили хану
Донос об этом сделать.

Был Агалар-хан коварен,
Он гнев свой скрыл искусно
И хитрости готовя,
Почет Давди утроил.

"Тот день, как стал я ханом,
Желаю я отметить,
Чтоб верных слуг достойно
Вознаградить "- сказал он

И послан был в Балхары
Гонец с письмом от хана:
"Пускай в Кумух приедет
Герой Давди на праздник…"

Как стал я наряжаться
Мать в черное оделась.
Как стал я брать доспехи,
Пришли, рыдая, сестры.

"Останься!" - мать просила,
Просили сестры плача.
Но я не мог остаться,
В Кумух стремилось сердце.

Я сел на вороного,
Как на перчатку сокол,
И конь потоком черным
Помчался по равнине.

Ржал вороной, бывало,
Я песни пел, бывало.
За час мы проскакали
Долину Унчукатля.

В высокие ворота,
Во двор просторный хана
Я въехал, не слезая,
На скакуне горячем.

"Салам алейкум, хан мой!"
-"Салам, Давди балхарский!
Слезай-ка с вороного,
Отдай коня нукерам.

Слезай-ка с вороного,
Войди почетным гостем
И утоли с дороги
Томительную жажду.

За будущее выпей!" -
С улыбкой хан воскликнул.
"До дна" - Заза сказала,
Тяжелый рог вручая.

Тяжелый рог вручала
Лишь милым сердцу.
Ах, мне-то он был подан
До края полный ядом!..

Мое здоровье пили
И мне кричали славу
Все гости Аглар-хана
На празднике веселом.
 

Но жег огонь мне тело -
Огонь любви и яда:
Я был коварным ханом
Из рук Зазы отравлен

Когда мне хан воскликнул:
"За будущее выпей!" -
Зачем в ответ не снял я
Тогда свою кремневку?

Когда "До дна!" - сказала
Заза, мне рог вручая,
Зачем я вороного
Не приготовил к сроку?

Мне не идти в Кумух бы,
Остаться бы в Балхарах,
Не пить напитков ханских,
А пить крутую брагу…

Ах, вас молю, нукеры,
Коня мне оседлайте!
В очах как звезды, ясных,
Не стало что-то свету.

Ах подсадите, други,
Меня на вороного,
В могучем прежде теле
Совсем не стало силы.

Вот еду я обратно
В родимые Балхары,
От лютой боли плачу,
Склонил лицо на гриву.

Чтоб затекла ты кровью,
Долина Унчукатля,
Уж ты не степью ль стала,
Конца тебе не видно!

Всего лишь час, бывало
Пути в село родное,
Но что с конем сегодня
Что так мы долго едем?

Средь скакунов даргинских
Ты слыл быстрей любого,
Да будет слава дружбе,
Коль засветло вернемся.

Ведь на давно иссохших
Полях унчукатлинцев
За мной от капель пота
Озера остаются.

Глаза мои как звезды,
Сверкавшие под бровью,
На полпути погасли
И вытекли на гриву.

И на руках железных
Слоновой кости пальцы,
Слабея час от часу,
Поводья уронили.

Ах, надо мной парящий
Золотокрылый сокол!
Не в дальние ль Балхары
Ты свой полет направил?

Коль путь твой ненароком
Лежит через Балхары,
Так передай старейшим,
Пусть мне носилки вышлют.

Ах, по небу летящий
Проворный ястребенок!
Быть может ты заглянешь
В родимые Балхары?

Коль путь твой ненароком
В моем родном селенье,
Скажи там молодежи
Пусть горницу готовят…

Несли через селенья
Дубовые носилки,
И плач кружил повсюду,
Как черные вороны.

Я вас прошу, о братья,
Носилки не качайте,
Ведь сахарное сердце
Обуглилось от яда.

Тебя, о мать, молю я,
Не поднимай ты бурки,
Чтоб потемневший лик мой
Сельчане не видали.

Кричите громче, сестры,
Став на краю обрыва,
Что золотая ваза
В осколки разлетелась…

Проклятье шлите, люди,
Вы в сторону Кумуха,
Чтоб грудой камня стали
Хоромы Аглар-хана!

Джигиты над кладбищем копья метали,
Мечи поднимали, точили клинки,
И звон раздавался железа и стали,
И сабли сверкали, и ярко блистали
Кольчуги, и панцири, и щишаки.

Кинжалы, коснувшись кольчуг, изгибались
Мечи о щиты ударялись, звеня.
Дрожа, на дыбы скакуны поднимались.
Из панцирей сыпались искры огня.

Парту Патима проходила с кувшином,
Увидела юношей и утренний час.
"Привет недостойна сказать я мужчинам,
Хотя недостойна -приветствую вас!

Зачем вам кинжал - вы идете в сраженье?
Зачем вам кольчуги - вы ждете врагов?
Зачем столько сабель, мечей, шишаков?
К походу готовите вы снаряженье?"

-"Парту Патима, ты привет наш прими,
Да жизнь твоей матери будет отрадной!
Кувшин поскорее с плеча ты сними,
И нас напои ты водою прохладной!"

— "Могу я на землю кувшин опустить,
Могу вас прохладной водой угостить,
Но дайте мне саблю кривую сначала,
Чтоб я вам уменье свое показала".

Джигиты услышали эти слова,
Один посмотрел на другого сперва,
Пришли в удивленье джигиты селенья,
Никто не скрывал своего удивленья.

Заставив плясать под собой скакуна,
Тут выступил юноша статный и ловкий.
Настала внезапно вокруг тишина.
У девушки горской спросил он издевкой:

"Ужель, Патима, говоришь ты всерьез
Зачем же джигитов смешишь ты до слез?
Мужчину сразишь ты кинжалом своим?
Коня ты пронзишь ли копьем боевым?
Ты женское слово сравнишь ли с мужским?"

— "Напрасно меня ты вопросами колешь,
Сосед мой, сидящий в седле молодец,
Не думай, спесивый, что ты - удалец,
Смеясь надо мной: "Ты девица всего лишь!"

Вручи мне коня боевого, седок,
Испробовать дай мне дамасский клинок,
Позволь, чтоб на голову шлем я надела,
Прикрыла кольчугой железною тело.

Мой конь будет быстрым конем храбреца,
Клинок будет острым клинком удальца,
Украсится шлемом бойца голова,
Кольчуга сравнится с кольчугою льва!

Тогда-то, в седле горделиво сидящий,
Покажешь мне, всадник ли ты настоящий,
Гогда-то, воитель в кольчуге и шлеме,
Покажешь отвагу свою перед всеми!"

Сказав, Патима возвратилась домой.
Взволнованы юноши, слов не находят,
А время проходит, а время уходит,
Примчался, как молния, всадник лихой.

Одет был наездник в броню и забрало,
На сабле египетской солнце играло,
Скакал, точно ветер, скакун вороной,
Сверкал, точно месяц, шишак золотой.

"Привет вам, джигиты, что славой покрыты,
Теперь я могу ли приветствовать вас?
Быть может. Гордиться не будут джигиты,
Спесивые речи не скажут сейчас?"

— "Родителя славного дочь молодая,
Как воин ты встречена будешь людьми!
Обидною прежнюю речь не считая,
Парту Патима, ты привет наш прими!"

Парту Патима не сказала ни слова,
Отвага сияла в глазах у нее.
Дамасскую сталь обнажила сурово
И, лихо гарцуя, метнула копье.

"Парту Патима, умоляем, скажи нам:
Мы видели, как ты ходила с кувшином,
Трудилась во время страды полевой,
Но где научилась ты подвигам львиным,
Владеть научилась ты саблей кривой?"

И тут Патима не сказала ни слова,
Клинок убрала, натянув удила,
И, спрыгнув проворно с коня вороного,
К джигиту, что задал вопрос, подошла.

"Давай поиграем, себя позабавим,
Давай испытаем, остер ли клинок.
На небо взлететь скакунов мы заставим,
Попробуем солнца отрезать кусок!"

Тут юноша вышел плечистый и статный,
Он поднял свой щит необъятный, булатный,
Могучею грудью он часто дышал,
Могучею дланью он саблю держал.

Глаза его вспыхнули искрой живою,
Сверкая улыбкой, сидел он в седле,
А лошадь с опущенною головою
Чертила копытами след по земле.

Подобные нартам, закованы в брони,
Сошлись два героя, сошлись для борьбы.
Могучим горам уподобились кони,
Когда они встали, дрожа, на дыбы.

"Теперь, - Патима говорит, - мой черед!"
Египетской саблей своей замахнулась,
Ударилась сабля о щит, изогнулась,
По сабле джигита без промаха бьет,
И сабля противника в землю воткнулась.

Красавец джигит побелел от стыда,
Он черные очи потупил тогда,
Он саблю кривую, свой стан наклоня,
Пытался поднять, не слезая с коня.

Но, свесясь с коня, порешила сама
Подать ему саблю Парту Патима.
Внезапно упал ее шлем на поляну,
Рассыпались черные косы по стану.

"Возьми свою саблю", - она говорит,
И шлем подает ей красавец джигит.
Наездница рядом была, недалеко,
А юноша, свой проклиная удел,

На землю сошел и на камень присел,
Поник головою, страдая жестоко,
Сгорая от срама, вздыхая глубоко.

"Прости меня, девушка, я виноват,
Прости меня, был я гордыней объят.
Теперь я увидел, кто истинный воин,
Кто славой героя гордиться достоин!"

— "Соседский джигит, умоляю тебя,
Себя ты не мучай, о прошлом скорбя.
Бывает и так, - ты поверь мне, как другу,
Что волка лягает осел с перепугу".

Вернулась домой Патима дорогая,
А мать в это время на крыше сидела,
Трясла она сито, зерно очищая,
И кур отгоняла она то и дело.

"Ой, стыдно мне, люди! Скажи Бога ради,
Зачем ты в мужском щеголяешь наряде?
Найдется ли девушка, чтоб для потехи
Убитого брата надела доспехи?"

— "Ой, мать, не стыдись ты одежды моей,
Ой, милая мать, не стыдись ты людей!
Все девушки наши, все наши подруги,
Как я, надевают стальные кольчуги!"

Соседку отправил джигит к Патиме,
Слова по листку расплескали чернила.
Но все, что написано было в письме,
Соседка тотчас наизусть заучила.

"Сказать не решаясь, но счастья желая,
К тебе, Патима, с порученьем пришла я.
Он молод, он строен, отважен, пригож,